Или Менеджмент-гимназия берётся дать серьёзные знания.
С директором Таллиннской школы менеджеров Владимиром ТАРАСОВЫМ беседует Элла АГРАНОВСКАЯ
— Открывая свою гимназию, вы опирались на какую-то собственную, уже сложившуюся концепцию образования или же эти процессы развивались одновременно?
— Набор в гимназию практически завершён, осталось несколько мест в седьмом и в десятом классах. Вот этот набор немножко прояснил нашу собственную концепцию, потому что в процессе собеседований с родителями и учениками лучше начинаешь понимать, что ты собираешься делать сам.
— Вы хотите сказать, что-то вас особенно поразило?
— Пожалуй. До набора мы собирались делать основные акценты на специальной части образования, а среднее намеревались давать просто на хорошем уровне, добросовестно. И никакой особой концепции здесь поначалу не проглядывалось. А в результате собеседований стало ясно, что именно надо делать с общим образованием. Посудите сами, половина ребят не знает, на каком континенте находится Мексика или Египет. Половина не может сказать, где находится Валга — на юге, севере или на западе Эстонии. Треть не может ответить на вопрос, сколько будет «корень квадратный из а в четвёртой степени». Почти половина не может сказать, сколько это — пятнадцать процентов от двух крон. Где-то четверть не может даже приблизительно рассказать хотя бы один закон физики — Архимеда, Ньютона, Ома — какой-нибудь! Когда я задаю по всем предметам примитивные вопросы, и родители слышат, что ребёнок отвечает, мне уже не надо им доказывать, почему мы не можем его принять. И не надо пояснять, каков уровень образования в школах. Это надо пережить, чтобы поверить в то, какой низкий уровень знаний. Практически все знают, что Толстой написал «Войну и мир», но больше половины не могут назвать ни одного романа Достоевского.
— Вы говорите о детях какого возраста?
— О тех, кто окончил девять классов, — о 15-летних. Благодаря этому нехитрому анализу стало понятно, что образование нужно строить так, чтобы ориентироваться на остаточные знания, то есть не на те, что накоплены к экзамену, а те, что останутся потом. Они должны быть на гораздо более высоком уровне. Если раньше мы смеялись над американцами, которые знают мало, и гордились русским образованием, то теперь, увы, вследствие этих собеседований стало ясно, что гордиться нечем. Ни в смысле глубины, ни в смысле широты. А хорошие знания надо давать, надо строить фундамент образования. Естественно, нужно и менять методику.
— А как относятся дети к вашим открытиям?
— Многим становится стыдно. Ведь порой человек сам не понимает, что знает, чего не знает, и только после собеседования начинает это осознавать, искренне не желая больше попадать в такое унизительное положение.
— Мне кажется, вам придется довольно трудно во многих смыслах. В том числе и потому, что ваша гимназия платная, учиться в ней могут только дети состоятельных родителей. Этот опыт широко распространён на Западе, но наши состоятельные родители и их состоятельные родители — это не совсем одно и то же. Дети состоятельных родителей нередко избалованы и не самый благодарный объект для обучения.
— Я не думаю, что проблема в состоятельности родителей. Я думаю, что если мы черпнём другой, менее обеспеченный слой, то получим то же самое.
— Я говорю не о знаниях — я говорю об амбициях, воспитании, культуре, наконец. О ценностях!
— Но совершенно неизвестно, мог ли человек, который платит за образование ребёнка, сделать это два-три года назад, когда ребёнок формировался. То есть мы получаем примерно таких же детей как дети необеспеченных слоёв населения. Не лучше и не хуже. Ведь только в последние года проявилось, кто может платить, а кто не может. Конечно, если общество стабильно, и дети бывают бедными или богатыми с детства, тогда это совсем другое дело. Да, у богатых людей больше для детей денег, но меньше времени. Но и не все бедные сосредотачиваются только на детях, и, кстати, состоятельные родители лучше понимают ценность образования.
— А их дети?
— Когда мы отказываем ребёнку в приёме, он переживает меньше, чем его родители. Но относительно воспитания вы правы — это большая проблема. Вот почему мы набираем седьмой класс: за шесть лет можно успеть гораздо больше, чем за три года. И у младших гораздо сильнее желание учиться — их меньше отвлекает пустое времяпровождение, чем детей постарше. А вообще, конечно, для всех ребят очень важно, в какую атмосферу они попадают — в атмосферу дела и учёбы или в атмосферу безделья и шалостей, если это слово вообще применимо к современным детям. И поэтому, когда дети находятся на развилке, особенно мальчики, то, конечно, атмосфера дела и учёты, когда их энергия направляется в игры, в бизнес, — всё это очень важно.
— Ваша менеджмент-гимназия, конечно, имеет лицензию министерства?
— Лицензию на среднее и среднее профессиональное образование имеет Таллиннская школа менеджеров, а менеджмент-гимназия — это её подразделение, потому что у нас ещё есть менеджмент-колледж для вечернего и субботнего образования.
— И дети в вашей гимназии получают полноценный, как мы привыкли говорить, аттестат зрелости?
— Да, конечно. И эта полноценность обеспечена не только уровнем знаний преподавателей и методиками, но и юридически. Мы имеем не только лицензию, но государство будет выдавать нам маленькую дотацию, а это означает не столько материальную помощь, но плаво проверять в части общего образования.
— Я полагаю, на проверку, кроме юридического права, нужно ещё и моральное: государство обязано само хорошо учить прежде, чем контролировать кого-то. Но для вас это лучше: родители, которые отдадут вам своих детей, будут спокойнее, оттого что они находятся под бдительным оком контролёров. Но вы ведь даёте не только среднее образование?
— Мы имеем юридическое право давать профессиональное образование. Это звено, которое находится между общим и высшим образованием, и раньше называлось средним специальным. Сейчас такого термина нет — есть термин «профессиональное образование», которое мы даём в области менеджмента.
— А у вас нет опасений, что столь слабо подготовленные дети, особенно сегодняшние старшеклассники, окажутся просто не в состоянии усвоить то, чему вы будете их учить?
— Ни в коем случае! Факты низкого образования, которые я привёл, отнюдь не свидетельствуют о низком интеллекте детей. Ведь крове уровня знаний мы проверяем интеллект и видим, что с ним всё в порядке: к нам приходят отнюдь не дефективные дети, а жертвы системы образования — выучил, сдал, получил отметку, забыл. Оказывается, забывают практически всё. Опираясь на этот новый для нас опыт, мы строим свою концепцию образования.
— Не могли бы вы обрисовать её хотя бы в двух словах?
— Есть у нас дома сувенир из Китая — маленькая симпатично-корявая сосенка в вазочке. Она разборная, из пластика, но, когда собрана — совсем как настоящая. Чтобы её собрать, надо крупные ветви в нужных местах прикрепить к стволу, средние — к крупным, мелкие — ветви к средним, ну а уже саму хвою — к этим мелким ветвям. Если какая-то веточка пропущена, к ней, понятно ничего не прикрепишь, упадёт. Так и знания. У каждого человека своё дерево знаний. Преподаватель должен не просто прикладывать новые знания к этому дереву — авось не упадёт! — а найти точное место, к каким уже усвоенным знаниям их можно прикрепить. Иначе целые ветви могут упасть и пропасть. Нередко в качестве такой отдельной, ни к чему не прикреплённой ветви оказывается химия, из-за чего её многие не любят, не понимают и не помнят.
— Очевидно, поиск кому, куда и какое знание прикрепить, чтобы оно прочно держалось, дело довольно трудоёмкое и кропотливое для преподавателя?
— Да, это так. Особенно, если сам ученик пассивен и не помогает преподавателю помогать ему самому. Поэтому важно использовать активные методы обучение и, в частности, деловые игры.
— Разве можно использовать деловые игры в таких далёких от бизнеса областях, как физика или химия?
— Почему же нет? Когда ваш автомобиль на дороге внезапно не хочет ехать дальше, а не хочет он этого в точном соответствии с законами физики и химии, разве не напоминает ваше поведение деловую игру? Вы — то пытаетесь припомнить что-то из электротехники, то хватаетесь за гаечный ключ, то пытаетесь остановить другую машину, но главное — испытываете подлинную тоску по подлинным знаниям о том, как правильно помочь своему автомобилю. Это прекрасная и светлая тоска — именно такая должна быть у каждого ученика на каждом уроке. Если же говорить серьезно, восемь лет назад ко мне обратилась одна из моих взрослых учениц — преподаватель электротехники из Кишинёва. Она обучала молодых рабочих в одном из учебных комбинатов системы министерства энергетики. Они приходили на занятия после работы и откровенно дремали. Надо было их как-то разбудить. Мы адаптировали под нужды электротехники пару наших деловых игр, и именно электротехника стала для этих рабочих любимым предметом.
— А содержание учебной программы вы будете менять?
— Тут у нас возможности более ограничены, ведь это — государственная программа, я имею ввиду общее образование, и мы должны ей следовать. Но кое-какие возможности всё же имеются. Например, поскольку химия у нас не основной предмет, мы сделаем акцент на бытовую химию, то есть на то, с чем нашим ученикам в последующей жизни так или иначе придётся сталкиваться. Словом, по возможности в общеобразовательных предметах производим переакцентовку с абстрактных знаний на знания конкретные и умение их применять в реальных условиях. Мы не можем позволить себе давать ученикам знания по принципу «авось когда-нибудь что-нибудь и пригодится». У нас и так учебная нагрузка очень большая: в 7-м классе — 38 часов в неделю, в 10-м — 42 часа. Если, например, обязательная программа предусматривает 6 часов иностранных языков в неделю, то у нас — 16 часов в неделю.
— Вы даёте не только среднее, но и специальное образование. Что это за специальность, и кем они, собственно, смогут работать, если не пойдут учиться дальше после вашей гимназии?
— После окончания гимназии им присваивается квалификация «адъюнкт-менеджер»: это готовые офисные работники, помощники руководителей и менеджеров фирм. Чтобы стать менеджерами, знаний им достаточно, но жизненного опыта всё же недостаточно. Поэтому они — помощники менеджеров, а не менеджеры. Менеджерами же они станут через год-два практической работы в фирмах.
— И вы думаете, что ваши гимназисты легко смогут найти работу?
— Скажите, какой нормально развивающейся фирме не нужен молодой перспективный человек, ещё, как говорится, не испорченный, знающий менеджмент и экономику, владеющий бизнес-терминологией, и компьютером, говорящий, хотя и в разной степени, но все же — на русском, английском, эстонском и немецком языках и к тому же — умеющий водить автомобиль?! Мы надеемся не только своих учеников трудоустраивать, но и делать то с определённой выгодой для гимназии, а не просто так. Собственно, к нам уже сейчас обращаются по поводу молодых и обученных.
— Что вам пожелать ещё, кроме успеха?
— Пожелайте нашим ученикам чувства благодарности. Даже им, несмотря на то что мы с ними безумно много возимся, этого чувства не всегда хватает. Таковы уж издержки нашего раннего капиталистического общества.
С директором Таллиннской школы менеджеров Владимиром ТАРАСОВЫМ беседует Элла АГРАНОВСКАЯ
— Открывая свою гимназию, вы опирались на какую-то собственную, уже сложившуюся концепцию образования или же эти процессы развивались одновременно?
— Набор в гимназию практически завершён, осталось несколько мест в седьмом и в десятом классах. Вот этот набор немножко прояснил нашу собственную концепцию, потому что в процессе собеседований с родителями и учениками лучше начинаешь понимать, что ты собираешься делать сам.
— Вы хотите сказать, что-то вас особенно поразило?
— Пожалуй. До набора мы собирались делать основные акценты на специальной части образования, а среднее намеревались давать просто на хорошем уровне, добросовестно. И никакой особой концепции здесь поначалу не проглядывалось. А в результате собеседований стало ясно, что именно надо делать с общим образованием. Посудите сами, половина ребят не знает, на каком континенте находится Мексика или Египет. Половина не может сказать, где находится Валга — на юге, севере или на западе Эстонии. Треть не может ответить на вопрос, сколько будет «корень квадратный из а в четвёртой степени». Почти половина не может сказать, сколько это — пятнадцать процентов от двух крон. Где-то четверть не может даже приблизительно рассказать хотя бы один закон физики — Архимеда, Ньютона, Ома — какой-нибудь! Когда я задаю по всем предметам примитивные вопросы, и родители слышат, что ребёнок отвечает, мне уже не надо им доказывать, почему мы не можем его принять. И не надо пояснять, каков уровень образования в школах. Это надо пережить, чтобы поверить в то, какой низкий уровень знаний. Практически все знают, что Толстой написал «Войну и мир», но больше половины не могут назвать ни одного романа Достоевского.
— Вы говорите о детях какого возраста?
— О тех, кто окончил девять классов, — о 15-летних. Благодаря этому нехитрому анализу стало понятно, что образование нужно строить так, чтобы ориентироваться на остаточные знания, то есть не на те, что накоплены к экзамену, а те, что останутся потом. Они должны быть на гораздо более высоком уровне. Если раньше мы смеялись над американцами, которые знают мало, и гордились русским образованием, то теперь, увы, вследствие этих собеседований стало ясно, что гордиться нечем. Ни в смысле глубины, ни в смысле широты. А хорошие знания надо давать, надо строить фундамент образования. Естественно, нужно и менять методику.
— А как относятся дети к вашим открытиям?
— Многим становится стыдно. Ведь порой человек сам не понимает, что знает, чего не знает, и только после собеседования начинает это осознавать, искренне не желая больше попадать в такое унизительное положение.
— Мне кажется, вам придется довольно трудно во многих смыслах. В том числе и потому, что ваша гимназия платная, учиться в ней могут только дети состоятельных родителей. Этот опыт широко распространён на Западе, но наши состоятельные родители и их состоятельные родители — это не совсем одно и то же. Дети состоятельных родителей нередко избалованы и не самый благодарный объект для обучения.
— Я не думаю, что проблема в состоятельности родителей. Я думаю, что если мы черпнём другой, менее обеспеченный слой, то получим то же самое.
— Я говорю не о знаниях — я говорю об амбициях, воспитании, культуре, наконец. О ценностях!
— Но совершенно неизвестно, мог ли человек, который платит за образование ребёнка, сделать это два-три года назад, когда ребёнок формировался. То есть мы получаем примерно таких же детей как дети необеспеченных слоёв населения. Не лучше и не хуже. Ведь только в последние года проявилось, кто может платить, а кто не может. Конечно, если общество стабильно, и дети бывают бедными или богатыми с детства, тогда это совсем другое дело. Да, у богатых людей больше для детей денег, но меньше времени. Но и не все бедные сосредотачиваются только на детях, и, кстати, состоятельные родители лучше понимают ценность образования.
— А их дети?
— Когда мы отказываем ребёнку в приёме, он переживает меньше, чем его родители. Но относительно воспитания вы правы — это большая проблема. Вот почему мы набираем седьмой класс: за шесть лет можно успеть гораздо больше, чем за три года. И у младших гораздо сильнее желание учиться — их меньше отвлекает пустое времяпровождение, чем детей постарше. А вообще, конечно, для всех ребят очень важно, в какую атмосферу они попадают — в атмосферу дела и учёбы или в атмосферу безделья и шалостей, если это слово вообще применимо к современным детям. И поэтому, когда дети находятся на развилке, особенно мальчики, то, конечно, атмосфера дела и учёты, когда их энергия направляется в игры, в бизнес, — всё это очень важно.
— Ваша менеджмент-гимназия, конечно, имеет лицензию министерства?
— Лицензию на среднее и среднее профессиональное образование имеет Таллиннская школа менеджеров, а менеджмент-гимназия — это её подразделение, потому что у нас ещё есть менеджмент-колледж для вечернего и субботнего образования.
— И дети в вашей гимназии получают полноценный, как мы привыкли говорить, аттестат зрелости?
— Да, конечно. И эта полноценность обеспечена не только уровнем знаний преподавателей и методиками, но и юридически. Мы имеем не только лицензию, но государство будет выдавать нам маленькую дотацию, а это означает не столько материальную помощь, но плаво проверять в части общего образования.
— Я полагаю, на проверку, кроме юридического права, нужно ещё и моральное: государство обязано само хорошо учить прежде, чем контролировать кого-то. Но для вас это лучше: родители, которые отдадут вам своих детей, будут спокойнее, оттого что они находятся под бдительным оком контролёров. Но вы ведь даёте не только среднее образование?
— Мы имеем юридическое право давать профессиональное образование. Это звено, которое находится между общим и высшим образованием, и раньше называлось средним специальным. Сейчас такого термина нет — есть термин «профессиональное образование», которое мы даём в области менеджмента.
— А у вас нет опасений, что столь слабо подготовленные дети, особенно сегодняшние старшеклассники, окажутся просто не в состоянии усвоить то, чему вы будете их учить?
— Ни в коем случае! Факты низкого образования, которые я привёл, отнюдь не свидетельствуют о низком интеллекте детей. Ведь крове уровня знаний мы проверяем интеллект и видим, что с ним всё в порядке: к нам приходят отнюдь не дефективные дети, а жертвы системы образования — выучил, сдал, получил отметку, забыл. Оказывается, забывают практически всё. Опираясь на этот новый для нас опыт, мы строим свою концепцию образования.
— Не могли бы вы обрисовать её хотя бы в двух словах?
— Есть у нас дома сувенир из Китая — маленькая симпатично-корявая сосенка в вазочке. Она разборная, из пластика, но, когда собрана — совсем как настоящая. Чтобы её собрать, надо крупные ветви в нужных местах прикрепить к стволу, средние — к крупным, мелкие — ветви к средним, ну а уже саму хвою — к этим мелким ветвям. Если какая-то веточка пропущена, к ней, понятно ничего не прикрепишь, упадёт. Так и знания. У каждого человека своё дерево знаний. Преподаватель должен не просто прикладывать новые знания к этому дереву — авось не упадёт! — а найти точное место, к каким уже усвоенным знаниям их можно прикрепить. Иначе целые ветви могут упасть и пропасть. Нередко в качестве такой отдельной, ни к чему не прикреплённой ветви оказывается химия, из-за чего её многие не любят, не понимают и не помнят.
— Очевидно, поиск кому, куда и какое знание прикрепить, чтобы оно прочно держалось, дело довольно трудоёмкое и кропотливое для преподавателя?
— Да, это так. Особенно, если сам ученик пассивен и не помогает преподавателю помогать ему самому. Поэтому важно использовать активные методы обучение и, в частности, деловые игры.
— Разве можно использовать деловые игры в таких далёких от бизнеса областях, как физика или химия?
— Почему же нет? Когда ваш автомобиль на дороге внезапно не хочет ехать дальше, а не хочет он этого в точном соответствии с законами физики и химии, разве не напоминает ваше поведение деловую игру? Вы — то пытаетесь припомнить что-то из электротехники, то хватаетесь за гаечный ключ, то пытаетесь остановить другую машину, но главное — испытываете подлинную тоску по подлинным знаниям о том, как правильно помочь своему автомобилю. Это прекрасная и светлая тоска — именно такая должна быть у каждого ученика на каждом уроке. Если же говорить серьезно, восемь лет назад ко мне обратилась одна из моих взрослых учениц — преподаватель электротехники из Кишинёва. Она обучала молодых рабочих в одном из учебных комбинатов системы министерства энергетики. Они приходили на занятия после работы и откровенно дремали. Надо было их как-то разбудить. Мы адаптировали под нужды электротехники пару наших деловых игр, и именно электротехника стала для этих рабочих любимым предметом.
— А содержание учебной программы вы будете менять?
— Тут у нас возможности более ограничены, ведь это — государственная программа, я имею ввиду общее образование, и мы должны ей следовать. Но кое-какие возможности всё же имеются. Например, поскольку химия у нас не основной предмет, мы сделаем акцент на бытовую химию, то есть на то, с чем нашим ученикам в последующей жизни так или иначе придётся сталкиваться. Словом, по возможности в общеобразовательных предметах производим переакцентовку с абстрактных знаний на знания конкретные и умение их применять в реальных условиях. Мы не можем позволить себе давать ученикам знания по принципу «авось когда-нибудь что-нибудь и пригодится». У нас и так учебная нагрузка очень большая: в 7-м классе — 38 часов в неделю, в 10-м — 42 часа. Если, например, обязательная программа предусматривает 6 часов иностранных языков в неделю, то у нас — 16 часов в неделю.
— Вы даёте не только среднее, но и специальное образование. Что это за специальность, и кем они, собственно, смогут работать, если не пойдут учиться дальше после вашей гимназии?
— После окончания гимназии им присваивается квалификация «адъюнкт-менеджер»: это готовые офисные работники, помощники руководителей и менеджеров фирм. Чтобы стать менеджерами, знаний им достаточно, но жизненного опыта всё же недостаточно. Поэтому они — помощники менеджеров, а не менеджеры. Менеджерами же они станут через год-два практической работы в фирмах.
— И вы думаете, что ваши гимназисты легко смогут найти работу?
— Скажите, какой нормально развивающейся фирме не нужен молодой перспективный человек, ещё, как говорится, не испорченный, знающий менеджмент и экономику, владеющий бизнес-терминологией, и компьютером, говорящий, хотя и в разной степени, но все же — на русском, английском, эстонском и немецком языках и к тому же — умеющий водить автомобиль?! Мы надеемся не только своих учеников трудоустраивать, но и делать то с определённой выгодой для гимназии, а не просто так. Собственно, к нам уже сейчас обращаются по поводу молодых и обученных.
— Что вам пожелать ещё, кроме успеха?
— Пожелайте нашим ученикам чувства благодарности. Даже им, несмотря на то что мы с ними безумно много возимся, этого чувства не всегда хватает. Таковы уж издержки нашего раннего капиталистического общества.
