25 июня прошлого года в Таллинне зарегистрировано акционерное общество «Проект Тарасова». Основная цель его — подготовка человечества к неизбежному будущему. Для этого на специально приобретённой для проекта земле строится больших размеров многонациональная управленческая деревня, где каждое государство представлено собственной частью территории, зданий и сооружений, собственными гражданами и техническими средствами. Обучение в этой деревне, а по существу школе, проводится в виде гигантской, никогда не прекращающейся деловой игры. Можно сказать, что на карте мира появится новое государство — игровое. Но имеющее свою территорию, границу, свои законы и валютную систему.
Автор проекта Владимир ТАРАСОВ в 1984 году открыл первую в СССР школу бизнеса — Таллиннскую школу менеджеров, является её директором.
Первая крупная организационно-хозяйственная игра состоялась в 89-м году в Бердянске. После, как утверждает Владимир Тарасов, «стало окончательно ясно, что игра — мощное средство преобразования социальной действительности, которое ранее не использовалось».
— То есть игра как генеральная репетиция будущей жизни?
— Да, когда игровой метод достигает масштабов достаточно больших, тогда, если можно так выразиться, начинается история. В Бердянске я первый раз почувствовал историю. Что это значит? Если ранее я проводил небольшие игры, конкурсы, то всегда оказывалось, что существует некая центральная точка, человек, который находится в центре событий.
— Как бы организатор?
— Да, с позиции которого известно всё. Мелочи, конечно, я не имею в виду, например, кто там записку под стол уронил и тому подобное.
— То есть ему известно всё происходящее?
— Более или менее. Я сейчас говорю не об управлении собственно, а о понимании происходящего. Одна сторона — управлять, другая — понимать, что происходит. Так вот, в Бердянске я впервые столкнулся… Понимаете, на заводе не бывает такой ситуации, чтобы во всех цехах одновременно что-то случалось, в игре же такое возможно. Потому что там имитируется жизнь со всеми последствиями. И отсутствие центральной точки, с которой понятно происходящее, есть история. История начинается, когда нет человека, ни одного, нет социальной позиции, с которой можно просматривать и понимать события.
Это только один из параметров, есть многие другие.
— Хорошо, но как вы можете сопоставить игру и реальный мир? Всё ли, что случается в игровом мире, применимо к действительности?
— Конечно, разница может быть. Но в принципе то, что получилось в игре, в наших игровых государствах — переход на карточную систему, состоявшийся гораздо раньше, чем в обществе, — потом случилось и в жизни. Ведь человеческий материал, используемый в игре, тот же. Только ускоренно начало семечко развиваться. Оно и показало, что, оказывается, в реальности происходит не всё, что угодно, а лишь то, что внутри самих людей заложено. Игра помогает предсказать будущие перипетии в обществе. Разумеется, не все. Но то, что в игре случится, случится и в действительности.
— Обязательно?
— Можно сказать, что те подводные камни, которые ожидают людей или человечество в будущем, в большинстве своём проявятся, всплывут.
— Вы имеете в виду социальные взрывы?
— Да, да. Может, остроту нельзя угадать, но причину — да. Как сформулировал кто-то из великих, правда, не по поводу игр: такие вещи не показывают, как нужно делать, но точно показывают, как не нужно. Это, конечно, недостаточные знания для дальнейшего, но очень мощные.
— Ваш игровой мир изолирован от действительности?
— Какая-то условная изолированность есть, начиная от пропускного режима, заканчивая возникновением собственной субкультуры, языка, не понятного другим.
— Но ведь нельзя изолировать игровой мир от каких-то достижений цивилизации, той же литературы?
— Нельзя. Но темп времени в игре другой, быстрее, чес в жизни…
— Почему?
— Потому что события происходят быстрее. Есть некая социальная ритмика, например: открыл предприятие — разорился — закрыл предприятие. Сколько это занимает в жизни? В игре — два дня. А так как этот ритм поддерживается всеми, то правительство тоже меняется с таким ритмом, магазины открываются-закрываются… Мы пробовали задать ритм Новым годом, то есть каждые четыре дня праздновался новый год. Но оказалось — быстро и утомительно. Надоело людям праздновать этот праздник. Сейчас сложилось впечатление, что надо сделать один день — один месяц. Это нормальный ритм, который действительно отражает скорость происходящих событий. Сразу нельзя было угадать реальный ритм. Просто любой ритм не задашь, а именно тот, который связан с тем, как быстро человек адаптируется, как быстро включается в игру…
— Владимир, но здесь немаловажен, как мне кажется, психологический момент. Человек вживается в игру, к примеру, открывает свою фирму, затем разоряется. Переживает, как вы утверждаете, по-настоящему. Но в дальнейшей жизни такого может с ним и не произойти. А психологическая травма налицо. Так стоит ли?
— Переживания, действительно, очень похожи. Ощущения банкрота, безработного, они примерно такое же, как в жизни. Потому, что там тоже есть деньги, а это всё-таки мощный стимул. И за деньги там можно купить, можно не купить, если денег нет. Причём в Бердянске деньги игровые были существеннее, чем реальные. Тогда нигде не продавался стиральный порошок, кроме нашего игрового мира. Так что у игровой валюты возможности большие.
— А всё-таки: в таком случае, не травмируется ли психика без причины?
— Не больше, чем в жизни. Как бы прививка делается от социальных болезней.
Удивительно, что существует дистанция социальная. Для меня это оказалось ново. Образовались, скажем, строительные тресты, и тот, кто стал управляющим, с простым работником разговаривал совсем по-другому, образовав социальную дистанцию. Как в жизни. Если два дня назад это был такой же парень, как и ты, то теперь он — начальник и даёт те команды, которые присущи начальнику, порядок приёма людей такой, какой полагается. Все-все-все воспроизводится лихо, потому что люди всегда выбирают поведение из каких-то готовых кусков.
— Я повторяю, есть ли смысл травмировать человеческую психику?
— Нет, такого мы никогда не делаем. У нас нет никаких искусственных препятствий для человека. Мы ничего не навязываем, и всё происходит в результате человеческого поведения. Ничего специально не вводится. Конечно, могут свет отключить, воду горячую перекрыть, как оно и бывает. Это понимается. Надо сказать, что люди тонко чувствуют, их не обманешь, вводишь ли ты препятствие сознательно или оно по-настоящему возникает. И не надо подталкивать, давайте, мол, представим. Нет, не представим, вот как оно будет, так будет. Потому что любая фальшь сразу сбивает. Стоит только мне встать в позицию «я — организатор, и меня все должны слушаться» — конец. Если я не играю в игру, другие тоже не станут.
— А вы в качестве кого играете?
— У меня была роль директора государственного банка в одном из государств, в Голубом. По аналогии с ООН у нас цветные государства. Валюта всегда обеспечивалась товарами, и если бы мой банк разорился, тогда бы я понёс убытки в реальных советских деньгах. А разориться — раз плюнуть, тем более что всегда найдутся молодцы, считающие своей доблестью способствовать разорению. Вот они и думали, какую диверсию сделать. Напечатали фальшивые деньги. Но я их в течение дня раскрыл, потому что подозревал, что такое может быть, думал, какую реформу сделать в случае появления фальшивок. А их подвело некоторое пижонство. Была игровая свадьба, один кубинец женился, жениху и невесте подарили деньгу, стали пускать поднос по кругу. Я взял деньги в руки и почувствовал: что-то не то. Да ещё многие подмигивали друг другу. Понятно было. И раньше ещё заявляли мне, что, дескать, все коридоры завалим деньгами. Пришлось сразу ввести валюту в десять раз больше по значению. Видимой реформы как бы не было, но поскольку появились фальшивые деньги — пришлось. Соответственно, зарплата повысилась. Вот так.
— Как вы игроков отбираете?
— Никак. Бывает два варианта — либо отбираем, либо продаём места.
— И, наверно, за приличную сумму?
— Это когда как. Было — две тысячи за пятьдесят дней.
— Следующая игра обойдётся каждому тысяч по десять? То есть контингент ясен…
— Трудно говорить, но вы правы. Я не готов назвать точную сумму, потому что это зависит от года проведения.
— И когда планируете?
— Не знаю, хочу сначала организовать для детей игру, посмотреть, как можно доработать некоторые технологии.
Вообще игра — это сложно. У тебя пятьсот человек, и ты не имеешь права никому ничего приказывать, они в любой момент могут развернуться и уехать… Можно давать какие-то советы, стимулировать деньгами, устанавливать цены, но нельзя приказать. Отказались ввести Интерпол — не ввели. Все государства приняли такое решение — ничего не поделаешь.
— Каким образом вы распределяете роли?
— Игроки сами проводят выборы, распределяют роли. Как в любом государстве это делается? Образуются какие-то партии, выдвигают своих кандидатов, выбирают конституцию, возникает парламент, премьер появляется, президент, законы меняются…
— Игроки — не знакомые между собой люди?
— В основном. Некоторые приезжают по четыре человека, по два, могут быть из одного города, предприятия.
— Владимир, не кажется ли вам «Проект Тарасова» утопичным?
— Нет. Если бы мне десять лет назад сказали о таком проекте, тогда, может быть, да. Но после Бердянска — нет. Потому что шаг между ничего и Бердянском гораздо больше, чем между Бердянском и этой игрой.
В 85-м я проводил первые соревнования молодых руководителей города Таллинна. Тоже казалось утопичным. И сегодня, когда я думаю о прошлом, я твёрдо знаю, что на две вещи я бы сейчас не решился: на те соревнования и игру в Бердянске. Я не представлял, насколько это сложно.
А в проекте каждый шаг реален, не видно ни одного нереального элемента. Единственное, что требуется, — это личное здоровье, личный энтузиазм. Потому что с утра до вечера всё-таки у каждого большое напряжение, что очень изнашивает. И если говорить о реальности, то это и есть самая большая трудность. Потому что и технология, и кадры, и опыт есть. Как говорится, короля играет окружение. Если придворные верят в своего короля, у него всё получится.
— У вас один из пунктов проекта говорит о совместной подготовке будущих лидеров мирового сообщества. Неужели все смогут выбиться в лидеры?
— Понимаете, в игру у нас Америка — маленькая, Япония — маленькая, Россия — маленькая. И из соответствующих стран взяты люди. Если они вместе в политике участвовали, бизнес вместе делали, то ясно, что они всплывут. Всплывут в своих странах довольно быстро.
— Вы уверены?
— Что значит — уверен? Это дело статистики. Кто-то всплывёт, кто-то нет. Но шансов всплыть гораздо больше. В любом случае люди получат опыт, узнают, что их ожидает в будущем. Многие говорят, что игра им помогла, многие организовали свои фирмы, и то, что произошло, не ударило им по голове.
Конечно, были и неудачники, которые не вписались в игру. Как в любом обществе есть недовольные, так и у нас были.
Под конец игры я лично переговорил с каждым персонально. Был тяжелый разговор. Меня интересовало одно: сколько человек довольны, сколько нет, обогащённые или опустошённые они уходят. И трое из пятиста прямо сказали: нам не понравилось. Я понимаю, были и те, кто смалодушничал. Но игра проходила в 89-м году, ни партийным органам, ни КГБ эта затея очень не нравилась. Я опасался, что в прессе могут появиться статьи, где игра будет трактоваться либо как обыкновенное жульничество, либо как опасность для общества. Поэтому я и провёл собеседование, чтобы мне никто потом не сказал: мол, много недовольных.
— И где планируете проводить следующую игру?
— Похоже, что это будет Дальний Восток. Скорее всего, Хабаровск, Сахалин.
— Вам кто-нибудь помогает?
— Спонсоров нет, появятся — хорошо. Единомышленники есть, но помогают они не деньгами, а трудом. У нас убыточная организация, да она и не может быть богатой.
— Вы лично богатый человек?
— Я — человек среднего класса.
— А что, по-вашему, означает быть богатым?
— Богатый человек тот, кто может позволить приобрести себе любую вещь, продающуюся у нас в магазинах. Скажем так. Вообще, сегодня другая природа богатства. Если раньше спрашивали: кто из ваших учеников стал директором, то сегодня…
— …Кто стал миллионером?
— Да. Но как и раньше была диспропорция между качествами, достоинствами человека и занимаемой должностью, так и теперь. Наверно, когда-то будет пропорция. В Америке, Германии тоже не всегда сохраняется эта пропорция, но какая-то корреляция всё же есть. У нас она поменьше.
В мире имеется значительное число людей, решивших свои материальные проблемы, а также проблемы своих детей и внуков. Но богатство, ставшее привычным, само по себе не приносит большого удовлетворения. Хочется чего-то такого, что делает жизнь не только осмысленней, но и масштабной, значимой, достойной уважения не только со стороны других, но и самого себя. И наш проект предоставляет такую возможность. Он не только нуждается в помощи богатых и влиятельных лиц, что вполне естественно, но и сам способен эффективно помочь им решить их собственные проблемы, в некотором смысле предоставить каждому участнику возможность второй жизни, новый жизненный шанс. Какой другой проект может конкурировать?
Автор проекта Владимир ТАРАСОВ в 1984 году открыл первую в СССР школу бизнеса — Таллиннскую школу менеджеров, является её директором.
Первая крупная организационно-хозяйственная игра состоялась в 89-м году в Бердянске. После, как утверждает Владимир Тарасов, «стало окончательно ясно, что игра — мощное средство преобразования социальной действительности, которое ранее не использовалось».
— То есть игра как генеральная репетиция будущей жизни?
— Да, когда игровой метод достигает масштабов достаточно больших, тогда, если можно так выразиться, начинается история. В Бердянске я первый раз почувствовал историю. Что это значит? Если ранее я проводил небольшие игры, конкурсы, то всегда оказывалось, что существует некая центральная точка, человек, который находится в центре событий.
— Как бы организатор?
— Да, с позиции которого известно всё. Мелочи, конечно, я не имею в виду, например, кто там записку под стол уронил и тому подобное.
— То есть ему известно всё происходящее?
— Более или менее. Я сейчас говорю не об управлении собственно, а о понимании происходящего. Одна сторона — управлять, другая — понимать, что происходит. Так вот, в Бердянске я впервые столкнулся… Понимаете, на заводе не бывает такой ситуации, чтобы во всех цехах одновременно что-то случалось, в игре же такое возможно. Потому что там имитируется жизнь со всеми последствиями. И отсутствие центральной точки, с которой понятно происходящее, есть история. История начинается, когда нет человека, ни одного, нет социальной позиции, с которой можно просматривать и понимать события.
Это только один из параметров, есть многие другие.
— Хорошо, но как вы можете сопоставить игру и реальный мир? Всё ли, что случается в игровом мире, применимо к действительности?
— Конечно, разница может быть. Но в принципе то, что получилось в игре, в наших игровых государствах — переход на карточную систему, состоявшийся гораздо раньше, чем в обществе, — потом случилось и в жизни. Ведь человеческий материал, используемый в игре, тот же. Только ускоренно начало семечко развиваться. Оно и показало, что, оказывается, в реальности происходит не всё, что угодно, а лишь то, что внутри самих людей заложено. Игра помогает предсказать будущие перипетии в обществе. Разумеется, не все. Но то, что в игре случится, случится и в действительности.
— Обязательно?
— Можно сказать, что те подводные камни, которые ожидают людей или человечество в будущем, в большинстве своём проявятся, всплывут.
— Вы имеете в виду социальные взрывы?
— Да, да. Может, остроту нельзя угадать, но причину — да. Как сформулировал кто-то из великих, правда, не по поводу игр: такие вещи не показывают, как нужно делать, но точно показывают, как не нужно. Это, конечно, недостаточные знания для дальнейшего, но очень мощные.
— Ваш игровой мир изолирован от действительности?
— Какая-то условная изолированность есть, начиная от пропускного режима, заканчивая возникновением собственной субкультуры, языка, не понятного другим.
— Но ведь нельзя изолировать игровой мир от каких-то достижений цивилизации, той же литературы?
— Нельзя. Но темп времени в игре другой, быстрее, чес в жизни…
— Почему?
— Потому что события происходят быстрее. Есть некая социальная ритмика, например: открыл предприятие — разорился — закрыл предприятие. Сколько это занимает в жизни? В игре — два дня. А так как этот ритм поддерживается всеми, то правительство тоже меняется с таким ритмом, магазины открываются-закрываются… Мы пробовали задать ритм Новым годом, то есть каждые четыре дня праздновался новый год. Но оказалось — быстро и утомительно. Надоело людям праздновать этот праздник. Сейчас сложилось впечатление, что надо сделать один день — один месяц. Это нормальный ритм, который действительно отражает скорость происходящих событий. Сразу нельзя было угадать реальный ритм. Просто любой ритм не задашь, а именно тот, который связан с тем, как быстро человек адаптируется, как быстро включается в игру…
— Владимир, но здесь немаловажен, как мне кажется, психологический момент. Человек вживается в игру, к примеру, открывает свою фирму, затем разоряется. Переживает, как вы утверждаете, по-настоящему. Но в дальнейшей жизни такого может с ним и не произойти. А психологическая травма налицо. Так стоит ли?
— Переживания, действительно, очень похожи. Ощущения банкрота, безработного, они примерно такое же, как в жизни. Потому, что там тоже есть деньги, а это всё-таки мощный стимул. И за деньги там можно купить, можно не купить, если денег нет. Причём в Бердянске деньги игровые были существеннее, чем реальные. Тогда нигде не продавался стиральный порошок, кроме нашего игрового мира. Так что у игровой валюты возможности большие.
— А всё-таки: в таком случае, не травмируется ли психика без причины?
— Не больше, чем в жизни. Как бы прививка делается от социальных болезней.
Удивительно, что существует дистанция социальная. Для меня это оказалось ново. Образовались, скажем, строительные тресты, и тот, кто стал управляющим, с простым работником разговаривал совсем по-другому, образовав социальную дистанцию. Как в жизни. Если два дня назад это был такой же парень, как и ты, то теперь он — начальник и даёт те команды, которые присущи начальнику, порядок приёма людей такой, какой полагается. Все-все-все воспроизводится лихо, потому что люди всегда выбирают поведение из каких-то готовых кусков.
— Я повторяю, есть ли смысл травмировать человеческую психику?
— Нет, такого мы никогда не делаем. У нас нет никаких искусственных препятствий для человека. Мы ничего не навязываем, и всё происходит в результате человеческого поведения. Ничего специально не вводится. Конечно, могут свет отключить, воду горячую перекрыть, как оно и бывает. Это понимается. Надо сказать, что люди тонко чувствуют, их не обманешь, вводишь ли ты препятствие сознательно или оно по-настоящему возникает. И не надо подталкивать, давайте, мол, представим. Нет, не представим, вот как оно будет, так будет. Потому что любая фальшь сразу сбивает. Стоит только мне встать в позицию «я — организатор, и меня все должны слушаться» — конец. Если я не играю в игру, другие тоже не станут.
— А вы в качестве кого играете?
— У меня была роль директора государственного банка в одном из государств, в Голубом. По аналогии с ООН у нас цветные государства. Валюта всегда обеспечивалась товарами, и если бы мой банк разорился, тогда бы я понёс убытки в реальных советских деньгах. А разориться — раз плюнуть, тем более что всегда найдутся молодцы, считающие своей доблестью способствовать разорению. Вот они и думали, какую диверсию сделать. Напечатали фальшивые деньги. Но я их в течение дня раскрыл, потому что подозревал, что такое может быть, думал, какую реформу сделать в случае появления фальшивок. А их подвело некоторое пижонство. Была игровая свадьба, один кубинец женился, жениху и невесте подарили деньгу, стали пускать поднос по кругу. Я взял деньги в руки и почувствовал: что-то не то. Да ещё многие подмигивали друг другу. Понятно было. И раньше ещё заявляли мне, что, дескать, все коридоры завалим деньгами. Пришлось сразу ввести валюту в десять раз больше по значению. Видимой реформы как бы не было, но поскольку появились фальшивые деньги — пришлось. Соответственно, зарплата повысилась. Вот так.
— Как вы игроков отбираете?
— Никак. Бывает два варианта — либо отбираем, либо продаём места.
— И, наверно, за приличную сумму?
— Это когда как. Было — две тысячи за пятьдесят дней.
— Следующая игра обойдётся каждому тысяч по десять? То есть контингент ясен…
— Трудно говорить, но вы правы. Я не готов назвать точную сумму, потому что это зависит от года проведения.
— И когда планируете?
— Не знаю, хочу сначала организовать для детей игру, посмотреть, как можно доработать некоторые технологии.
Вообще игра — это сложно. У тебя пятьсот человек, и ты не имеешь права никому ничего приказывать, они в любой момент могут развернуться и уехать… Можно давать какие-то советы, стимулировать деньгами, устанавливать цены, но нельзя приказать. Отказались ввести Интерпол — не ввели. Все государства приняли такое решение — ничего не поделаешь.
— Каким образом вы распределяете роли?
— Игроки сами проводят выборы, распределяют роли. Как в любом государстве это делается? Образуются какие-то партии, выдвигают своих кандидатов, выбирают конституцию, возникает парламент, премьер появляется, президент, законы меняются…
— Игроки — не знакомые между собой люди?
— В основном. Некоторые приезжают по четыре человека, по два, могут быть из одного города, предприятия.
— Владимир, не кажется ли вам «Проект Тарасова» утопичным?
— Нет. Если бы мне десять лет назад сказали о таком проекте, тогда, может быть, да. Но после Бердянска — нет. Потому что шаг между ничего и Бердянском гораздо больше, чем между Бердянском и этой игрой.
В 85-м я проводил первые соревнования молодых руководителей города Таллинна. Тоже казалось утопичным. И сегодня, когда я думаю о прошлом, я твёрдо знаю, что на две вещи я бы сейчас не решился: на те соревнования и игру в Бердянске. Я не представлял, насколько это сложно.
А в проекте каждый шаг реален, не видно ни одного нереального элемента. Единственное, что требуется, — это личное здоровье, личный энтузиазм. Потому что с утра до вечера всё-таки у каждого большое напряжение, что очень изнашивает. И если говорить о реальности, то это и есть самая большая трудность. Потому что и технология, и кадры, и опыт есть. Как говорится, короля играет окружение. Если придворные верят в своего короля, у него всё получится.
— У вас один из пунктов проекта говорит о совместной подготовке будущих лидеров мирового сообщества. Неужели все смогут выбиться в лидеры?
— Понимаете, в игру у нас Америка — маленькая, Япония — маленькая, Россия — маленькая. И из соответствующих стран взяты люди. Если они вместе в политике участвовали, бизнес вместе делали, то ясно, что они всплывут. Всплывут в своих странах довольно быстро.
— Вы уверены?
— Что значит — уверен? Это дело статистики. Кто-то всплывёт, кто-то нет. Но шансов всплыть гораздо больше. В любом случае люди получат опыт, узнают, что их ожидает в будущем. Многие говорят, что игра им помогла, многие организовали свои фирмы, и то, что произошло, не ударило им по голове.
Конечно, были и неудачники, которые не вписались в игру. Как в любом обществе есть недовольные, так и у нас были.
Под конец игры я лично переговорил с каждым персонально. Был тяжелый разговор. Меня интересовало одно: сколько человек довольны, сколько нет, обогащённые или опустошённые они уходят. И трое из пятиста прямо сказали: нам не понравилось. Я понимаю, были и те, кто смалодушничал. Но игра проходила в 89-м году, ни партийным органам, ни КГБ эта затея очень не нравилась. Я опасался, что в прессе могут появиться статьи, где игра будет трактоваться либо как обыкновенное жульничество, либо как опасность для общества. Поэтому я и провёл собеседование, чтобы мне никто потом не сказал: мол, много недовольных.
— И где планируете проводить следующую игру?
— Похоже, что это будет Дальний Восток. Скорее всего, Хабаровск, Сахалин.
— Вам кто-нибудь помогает?
— Спонсоров нет, появятся — хорошо. Единомышленники есть, но помогают они не деньгами, а трудом. У нас убыточная организация, да она и не может быть богатой.
— Вы лично богатый человек?
— Я — человек среднего класса.
— А что, по-вашему, означает быть богатым?
— Богатый человек тот, кто может позволить приобрести себе любую вещь, продающуюся у нас в магазинах. Скажем так. Вообще, сегодня другая природа богатства. Если раньше спрашивали: кто из ваших учеников стал директором, то сегодня…
— …Кто стал миллионером?
— Да. Но как и раньше была диспропорция между качествами, достоинствами человека и занимаемой должностью, так и теперь. Наверно, когда-то будет пропорция. В Америке, Германии тоже не всегда сохраняется эта пропорция, но какая-то корреляция всё же есть. У нас она поменьше.
В мире имеется значительное число людей, решивших свои материальные проблемы, а также проблемы своих детей и внуков. Но богатство, ставшее привычным, само по себе не приносит большого удовлетворения. Хочется чего-то такого, что делает жизнь не только осмысленней, но и масштабной, значимой, достойной уважения не только со стороны других, но и самого себя. И наш проект предоставляет такую возможность. Он не только нуждается в помощи богатых и влиятельных лиц, что вполне естественно, но и сам способен эффективно помочь им решить их собственные проблемы, в некотором смысле предоставить каждому участнику возможность второй жизни, новый жизненный шанс. Какой другой проект может конкурировать?
Беседовала Лиана Турпакова.
